Я довольно давно думала об этом сюжете как о сюжете, где можно было бы поиграть в УЖОС, чего мне вечно недодают. То игра про Дария, на которой мой персонаж должен был этот УЖОС испытывать, не состоялась, то ещё одна игра… про которую и думать печально — состоялась, но так, что лучше б нет. Короче, я почему-то была уверена, что уж падение Тол-Сириона додаст мне нужный УЖОС в полной мере. И не ошиблась! По пути, конечно, творился какой-то организационный ад, про который уже скучно говорить, так что не буду, главное — прошло так, как я и хотела. Ещё один околонарготрондский сюжет получился так, словно кто-то перенёс в игру мои представления о нём (ну, изгнание к и к в прошлом году, конечно, в паре мест могло бы быть и каноничней, но ладно уж).

там отчёт, что-то дофига, краткий пересказ: «простой хитлумский парень Ивретиль, его друг-дебил Анардиль и Падение Тол-Сириона»Я решила, что, так как сражаюсь я плохо, но участвовать в боёвке хочу (мы с Роньей практически отжали эту боёвку у Майвэ!), мой персонаж будет боевым, но очень малоопытным. Исходя из этого я уже додумала Анардиля, остальное подтягивалось по пути: что он аманэльда, что он ламбенголмо и из верных Ородрета. У Герцога (или у Майвэ?) были какие-то странные фантазии, что у Ородрета не было личных верных, но я всё равно влезла, тем более что по духу Ородрет ну очень подходил Анардилю — и мне прям надо было сыграть кого-то, кого Ородрет не подбешивает, бгг (последствия «Молота и наковальни» никак не отпустят). Ещё я решила, что он рисовал карты. Не путешествовал почти никуда — бывал в Хитлуме, да, но всегда ездил в составе каких-то больших групп, один раз бывал в Дортонионе. Но особо остров не покидал, только до ближайших застав. Зато знал кучу народа из разведки и из целителей, которые ходили подальше по окрестностям и многих с других земель, кто приезжал к ним, тоже знал. И всех всегда просил привозить ему наброски земель, карты и т.д., чтобы перерисовывать эти карты в более красивом виде. Созерцание всех этих белериандских земель бесконечно его радовало, потому что говорило — пусть врага пока не победили, но эти земли свободны от него.

Близкие Анардиля совсем другие. Ивретиль, его друг ещё с Амана, живший в Хитлуме, воин, конный лучник из лучников Фингона, явно не отличается склонностью к сидению в четырёх стенах, как и Итильвен, в которую Анардиль влюблён, но они не говорят об этом, потому что познакомились после Браголлах — ну и не любви, в общем. Итильвен — воин и разведчица, и куда энергичней самого Анардиля.
Начинается игра с обсуждения, что одну из застав удалось отбить — и Анардиль смотрит на карту, где на всех ключевых точках синие фишки, а страшные красные просто сложены кучкой в стороне — и чувствует надежду, что, раз отбили Рундол, то потом, со временем, освободят и Дортонион, и снова закроют кольцо осады. Рундол, однако, его беспокоит, потому что там сейчас находится один его приятель, который ему часто даёт информацию для карт, причём его схемы очень точные… в общем, Анардиль беспокоится, но одновременно надеется, что Гвильмир с разведкой пойдёт дальше на север и расскажет потом, как изменились земли из-за войны.
Это примерно вся мирная жизнь в надежде на хорошее, которая была на игре, потому что потом приезжает Ивретиль. Сначала кажется, что всё не так плохо: Ивретиль говорит, что какие-то беженцы из Дортониона добрались до Хитлума, вспоминает, что видел родственников Амандиля — адана, который какое-то время назад приехал с Финродом, очень тяжело раненный, и которого спасли только силы целителей. С тех пор Амандиль живёт в Минас-Тирите и даже немного учится квенья у Анардиля, но постоянно думает о том, чтобы вернуться к своим.
И всё же Ивретиль приезжает с с ужасными новостями — король погиб! Пока Ородрет читает письмо от Фингона, которое привёз Ивретиль, у Анардиля мысли скачут как ненормальные: что случилось? Что с Барад-Эйтель? С Хитлумом? Неужели, его взяли? И одновременно с этим — земля из-под ног выходит: Финголфин просто не мог погибнуть. Этого не может быть! Когда Ивретиль рассказывает подробности, голова Анардиля делается всё более квадратной: как это вообще возможно? Поединок с Врагом, раны, нанесённые ему… ужасная гибель самого короля… Но всё сходится на том, что Финголфин погиб — и для Анардиля всё как-то рухнуло. Он вдруг подумал — как он мог всё это время избегать битв, ходить в разведку только по ближайших окрестностям, не приносить особой пользы в войне (карты не в счёт, он же их просто перерисовывает), когда их король совершил такое!
Дослушав новости, Анардиль стеночкой, с подгибающимися ногами идёт в целительскую, чтобы попросить у Амротэль чего-нибудь дающего сил. Она даёт ему чашку какого-то отвара, а потом все собираются, чтобы как-то выразить свои переживания по поводу смерти короля. Анардиль так и идёт с чашкой, потому что от отвара легче и хотя бы земля под ногами не качается.
Пока идёт церемония (Ородрет поёт песню на квенья, которую когда-то написал сам Финголфин, горят свечи, кто-то ещё что-то говорит, Анардиль едва помнит потом это всё), Анардилю вдруг приходит в голову, что он мог бы и сам что-то сделать — не для себя, а для Итильвен. Она осталась в крепости, когда часть её разведчиков отправилась на другую заставу, Танкель, — и теперь Итильен очень тревожится о них. Но Танкель не так далеко, думает Анардиль, он бы мог туда добраться… например, когда Ивретиль поедет назад, вот с ним и отправится, узнает, что там, на заставе, и вернётся назад, чтобы рассказать Итильвен, а ей самой не скажет — она же станет отговаривать.
Однако ненадолго его отвлекает Амандиль, который говорит, что кое-что понял в песне (Амандиль — персонаж Эрвен, песню писала сама же Эрвен, так что это почти шутка-самосмейка была))), и спрашивает что-то о грамматике — как понять, где использовать ту или иную конструкцию из синонимичных. Анардиль говорит, что в поэзии это дело вкуса, Ивретиль добавляет, что это вопрос благозвучия, на что Амандиль вздыхает: «А если вкуса недостаточно? Если я не знаю, что именно звучит красиво?» — на что Анардиль поучительно сообщает, что practice makes perfect, и предлагает перевести с квенья его собственное отцовское имя (Алвэтар). Амандиль не знает, и Анардиль отправляет его поискать перевод, после чего рассказывает Ивретилю о своих планах насчёт поездки к Танкелю. Тот не возражает, они уже почти договорились обо всём, как Анардиля вызывает Талагонд, один из военачальников и друг Ородрета, и говорит, что нужно сопровождать Моримэллон, помощницу Амротэль, в сторону заставы Тэринат за какими-то травами. Первая мысль — отказаться, он же плохой воин, это задание не для него. Вторая: но и сражаться с Вала Мелькором не было задачей для короля. Анардиль соглашается, а Ивретиль соглашается подождать его. Они идут — и уже в окрестностях Тэрината на них нападают. Орков мало, но Анардиль едва отбивается, он легко ранен, но Моримэллон не пострадала. Они возвращаются, Анардиль идёт прямиком к Амротэль, туда приходит встревоженный Ивретиль и наблюдает сцену «Итильвен даёт чертей Анардилю за то, что тот отправился в опасные места, хотя воин из него так себе». Что (интересно!) наводит Ивретиля на мысли, что между Итильвен и Анардилем что-то есть. Анардиль мычит, что они ни о чём не говорили, потому что война и т.д., хотя и рад, что вот так со стороны заметно.
Дальше… я помню очень смутно — слишком много событий.
Так, приходят вести, что Рундол снова взят, что все, кто там есть, погибли (включая Гвильмира, неохотно признаёт Анардиль, хотя ещё какое-то время надеется, что это не так). Гвильмир — жених Моримэллон, и Анардиль рассказывает ей о его гибели. Он и ей пытается сказать — может, он спасся, Талагонд говорил о конных, которые спаслись… но уже почти не верит в это.
Они говорят с Итильвен о войне, а потом почему-то о валар. Она не верит, что им есть какое-то дело до нолдор теперь, но Анардиль возражает — уже то, что они живут под защитой вод Сириона, говорит об обратном! (Мне везёт лечить кому-то по игре, что валар благи, бгг).
Приходят вести, что и Танкель вот-вот возьмут, появляется больше раненых, чьи-то ранения очень странные — приходят к выводу, что там яд, который всё ухудшает. Анардиль смотрит на карту, где красные фишки уже не просто в стороне лежат, и только укрепляется в мысли, что ему тоже нужно что-то делать. И тут Ивретиль предлагает ему ехать уже не на заставу Танкель, а прямо в Хитлум — за помощью, правда, Анардиля тут же принимаются отговаривать: Талагонд говорит, что он нужней в крепости, Итильвен — что воин он так себе и не стоит рисковать. Но Анардиль не отступается. С ними едет ещё Айнаэль, лучница и очень опытная, что немного утешает — если самого Анардиля убьют в первые 5 минут боя, то она поможет Ивретилю или сама отнесёт просьбу о помощи в Хитлум.
Но никакого боя не случается — они едут, пока не начинают чувствовать дрожь земли. Айнаэль говорит, что это вражеские отряды и что им лучше повернуть назад. Мы и поворачиваем. Анардиль чувствует себя решительно идиотом: пошёл помогать целительнице — был ранен, поехал за помощью в Хитлум — свернул не то что с полдороги, а ещё быстрей, они едва до заставы доехали. (На самом деле дрожь земли имитировала Эрвен, которая лупила по железным воротам с позволения хозяев, — просто орк Вова был вне доступа, а остальные орки пока ещё доигрывали свои эльфороли в крепости, в том числе и сама Лана, игравшая Айнаэль).
Мы возвращаемся. За помощью прорваться не выйдет — стоит это признать.
До Анардиля доносятся ожесточённые обсуждения над картой: оставлять те заставы, что ещё не пали? Держаться там? Ему очень страшно, потому что — домоседство домоседством — он не хочет потерять саму возможность выходить из крепости.
Иногда Анардиль подходит к карте и долго смотрит на неё — красного на ней всё больше. Тут он привлекает внимание Нимроса, который принимается довольно агрессивно (и странно) интересоваться, чем это Анардилю так карта вдруг понадобилась, что он с неё глаз не сводит. Анардиль в изумлении говорит, что эту карту он и рисовал, что ж тут подозрительного. Затем берёт Нимроса под ручку и сдаёт Амротэль на попечение, потому что тот очень странный.
Когда приходят вести о смерти Айнаэль, я не помню, но помню страх Анардиля — страх вообще становится лейтмотивом, уже нет ни минуты, когда Анардиль его не испытывал бы: и когда смотрит на карту, и когда заходит в целительскую, чтобы случайно увидеть мучения Аэгдира, раненного отравленной стрелой, когда слушает странные вопросы Нимроса о карте, когда видит Форласа в слезах, которого утешает Итильвен (он даже испытывает укол ревности на мгновение, но потом просто садится рядом с ними и размышляет о новой карте, на которую нужно будет нанести все разрушенные заставы — и пытается придумать, как изобразить их, и не может. Ни один вариант не похож на руины, все слишком гармоничные, но адже в эти мгновения он чувствует страх — страх, что эта карта может и не пригодиться, потому что они все просто погибнут).
Как бы то ни было, мы узнаём, что Айнаэль погибла, а Ивретиль ранен в той же схватке, но не опасно. Уже становится трудно плакать о каждой смерти, но позже Эсгарин, дориатец и муж Айнаэль, рассказывает, как познакомился с ней, когда бежал из вражеского плена. И это так странно — слушать этот рассказ о надежде (он бежал! у него потом была ещё целая жизнь впереди — с любовью, с семьёй) — и рисовать развалины. Но потом происходит нечто ещё более странное — возвращается Айнаэль. Сразу после рассказа о побеге Эсгарина приходит она и говорит, что спаслась. Ивретиль не понимает, как мог бежать, решив, что она погибла, но всё-таки всё хорошо, что хорошо кончается.
В всяком случае, здесь, потому что снова приходят плохие вести с застав. И Анардиль снова смотрит на карту — и снова Нимрос начинает донимать его непонятными подозрениями. Анардиля легко заразить лишним страхом — и он решает присмотреть за картами, тем более одна из них — это план крепости с подземным ходом, по которому можно, если что, отойти и о котором знают жители крепости, но больше никто.
Тут новые вести отвлекают Анардиля от мыслей о карте и вообще обо всём: кто-то вскользь (вскользь!) упоминает, что Итильвен погибла или взята в плен. Он не хочет верить — и собирается совершить вылазку и убедиться. Всё-таки Айнаэль вернулась… может, и Итильвен тоже жива… Ивретиль вызывается с ним, Айнаэль пытается отговорить их, Талагонд прямо запрещает эту вылазку, но Анардиля не остановить. Впрочем, далеко они не уходят — на них нападает отряд орков, они едва отступают, и Анардиль снова ранен, на сей раз в ногу.
«Удостоверились?» — встречает их возвращение Талагонд.
Едва только Анардиль чувствует себя легче, оказывается, страхи Нимроса не были пустыми: в одно мгновение Анардиль приходит, проверить, что там с заставами, и видит только карту окрестностей с фишками. План крепости пропал — и это странно. Он всегда там лежит. Анардиль идёт поговорить об этом с Талагондом, тот поднимает шум — и тут уже Анардиль просто не верит происходящему: Айнаэль сбегает! Просто вырывается из рук Эсгарина и убегает из крепости! И, вероятно, с картой.
Кажется, после этого Талагонд объявляет о запрете покидать крепость. Это ощущается как ловушка, хотя Эсгарин и Лаэрнэль поддерживают его словами, почти разубеждают, что это ловушка.
Штурм начинается вскоре после этого. Анардиль ещё хромает, но он может стрелять, — и его ставят лучником. Первым же выстрелом он убивает орка, а дальше — словно от неожиданности — он роняет стрелы одну за одной. Орков слишком много, он слышит их крики, всё вокруг словно расплывается, сила уходит из рук. С трудом он берёт себя в руки, возобновляет стрельбу — и начинает получаться, хотя по прежнему слишком сложно держать себя в руках. Орки отступают. Анардиль даже обрадоваться не успевает, как начинается… что-то. Страх ему привычен, поэтому он даже не сразу понимает, осознаёт, что страх усиливается во много раз, парализует, не даёт мыслить. Как в тумане — где-то недалеко теряет сознание Ородрет, Ивретиль пытается поддержать лорда, Талагонд что-то кричит, но его голос как будто размазывается наваливающимся страхом. Потом это отступает. Мы пытаемся обсудить, что это было вообще, но никто толком не может. Кажется, Эсгарин говорит, что это Тху. Что Враг прислал одного из самых опасных своих прислужников.
Карта уже вся засыпана красным. Тут, кажется, Талагонд сообщает, что сделали отвар, который поможет устоять, если повторится эта… волна ужаса. Анардиль охотно соглашается выпить этот отвар. Но всё-таки он не понимает, что ещё делать, что вообще можно сделать.
Когда говорят о новой атаке, о нападении на мост, Анардиль хватает меч и бежит вместе со всеми отбивать его. Твой король выступил против врага, который во много раз превосходил его, ты тоже это сделаешь, напоминает себе Анардиль. Эта мысль вообще лейтмотивом у него идёт, она — и надежда, что хотя бы кому-то он поможет, хотя бы кому-то. Получается отбить, орки отходят. Возобновляется атака лучников — и Анардиля ранят. Сначала кажется, что это мелочь, стрела буквально мазнула, едва задев кожу. Затем мысли начинают путаться, в глазах темнеет — Анардиль понимает, что это яд. Он сопротивляется изо всех сил, образ умирающего от яда Аэгдира и нежелание так же умереть дают сил. Но вокруг так темно — Анардиль даже не понимает сразу, что это действие яда и он ослеп. Он думает, свет пропал, всё погрузилось во тьму.
Амротэль даёт ему выпить «смесь всего», которую, по заветам её матери, нужно делать только когда всё совсем уж плохо. Эти слова немного веселят. Амротэль вообще лечит не только отварами и перевязками с ужасной вонючей мазью, но и словами, тем, что сама не падает духом, кажется, никогда.
Тьма ещё не начинает рассеиваться, как ужас возвращается. Кажется, тогда в давящий страх вплетается что-то неожиданное — птичья песня, от которой почему-то ещё хуже.
Анардиль может двигаться, он хочет выйти, пусть и на ощупь, но всё-таки, и чувствует, как Амротэль, которая с трудом двигается под воздействием этого ужаса, находит в себе силы схватить его за пояс и удержать.
Анардиль слышит Лаэрнеля и понимает, что тот переживает сейчас похожий страх — что тот тоже боится оказаться отрезанным от всех. И Лаэрнель понимает страх Анардиля, и предлагает помощь, предлагает взять его за руку, подняться.
Откуда-то слышен голос Ивретиля. Сквозь этот ужас, сквозь темноту и полное бессилие, Ивретиль поёт Ородрету, который снова потерял сознание, очень старую, ещё аманскую, песню. Анардиль с трудом вспоминает песню и тихо, никто, наверное, и не слышит, подпевает — и темнота отступает , хотя и неохотно, очень медленно. Ивретиль сбивается, но Анардиль продолжает шептать (громче не может) отдельные строчки.
Мы начинаем готовиться к атаке, но её нет и нет. Анардиль слышит, что Туилин, жена Ородрета, пропала — и никто её не видел. Ородрет сам не свой из-за этого, пока её не найдут и речи нет, чтобы оставить крепость — а все уже понимают, что это теперь только вопрос времени. Мы не устоим. Против орков — может, и смогли бы, против Тху — нет.
Я не помню, о чём мы говорит в главном зале, когда вдруг — словно под самыми стенами крепости, словно из самих камней крепости раздаётся голос — страшный, холодный — такой холодный голос, который подталкивает сдаться, признать собственное бессилие, умереть или просто позволить себя убить. После слов «мертва дева-ласточка» Анардиль слышит крик Ородрета — никто не хотел бы узнать о смерти близкого так, как лорд их крепости узнаёт о смерти своей жены.
Когда всё стихает, Талагонд говорит, что нужно уходить. Но тут атака на ворота возобновляется, они пробиваются внутрь, Эсгарин, Хитлин и Лаэрнель сдерживают врагов на воротах, Талагонд уводит Ородрета и Финдуилас, Анардиль с Ивретилем тоже отходят к ходу, но это так трудно — бросить тех, кто не хочет уходить.
Орки прорываются внутрь, когда мы уже почти у хода. И Анардиль понимает, что они бегут прямо туда, чтобы перехватить их. В этом нет его вины, но сейчас он готов хотя бы ненадолго задержать орков, погибнуть самому — раз уж это его карта подсказала врагу путь. погибнуть самому — чтобы другие ушли, чтобы Ивретиль ушёл и вернулся в Хитлум. Он-то точно не должен тут погибнуть. Орков слишком много — один из них вооружён топором, которым прежде сражался Лаэрнель. Почти все ушли, у входа только Анардиль и Ивретиль, Анардиль видит топор, занесённый над собой — думает о молоте врага, который видел перед смертью Финголфин, наносит в пустоту удар (в пустоту! какой от него прок вообще! зачем он тут?) а дальше наступает темнота. Которая не длится долго. Анардиль понимает, что жив, слышит шаги, чувствует чей-то взгляд. И открывает глаза, чтобы увидеть страшную — волчью? чью-то ещё? — морду, которая склоняется над ним. «Это Тху, это Тху — и я не хочу уходит отсюда, помня его, а не Итильвен, Ивретиля или Амротэль… только не так». Анардиль закрывает глаза, а когда открывает, никого вокруг нет. Он с трудом ползёт к ходу и видит Ивретиля. Тот жив? Нет? «Он не отступил, погиб здесь — и моя смерть тоже будет зря». Но тут Ивретиль говорит что-то, что он не хочет жить, что всё бесполезно. (НЕТ, подумала тут Джая капслоком, НУ НЕТ НЕ ОПЯТЬ ОДИН МОЙ ПЕРСОНАЖ УЖЕ ПЕРЕЖИЛ СМЕРТЬ ИВРЕТИЛЯ ВОТ С ТЕМИ ЖЕ АРГУМЕНТАМИ БОЛЬШЕ МНЕ НЕ НАДО). Анардиль берёт у Ивретиля знамя Финарфина, но тут же закрывает им рану — надо ж чем-то. Он не уйдёт один, лучше уж остаться здесь и тоже умереть — это всё равно проще. Раз уж ничего у него не вышло, никому он не помог. Кажется, это разубеждает Ивретиля. Они забираются в ход, с трудом, еле двигаясь, и догоняют остальных беженцев. Анардиль сдерживает льющуюся кровь знаменем, но это не важно, отец Ородрета не стал бы возражать, никто не стал бы. Первое, что делает Амротэль, когда видит их, суёт Анардилю отвар, чтоб остановить кровь, Анардиль отдаёт его сначала Ивретилю, потом пьёт сам. Амротэль перевязывает его раны. Страх и апатия как будто отступают. Ивретиль поёт — поёт о том же, о чём говорит Тху, но как по-другому звучит его песня, возвращая надежду и силы, когда слова Тху отнимали их. Когда Ивретиль кладёт голову на плечо Амротэль, Анардиль думает, что не всё потеряно.
Ородрет, кажется, с трудом дышит сам — и решения пока принимает Талагонд. Они решают, что нужно отступить в Нарготронд, Финдуилас говорит, что туда 10 дней пути — если нормальным ходом. Пусть будет долгим, конечно. Мы идём осторожно, опасаясь нападения, издалека видим, как Тху занимает нашу крепость.

Игра на этом заканчивается, но мы за вчерашний вечер зачем-то придумали, как потом Ивретиль, Анардиль, Амротэль и Амандиль (про которого Эрвен, которую призвали обязанности Тху, решила, что он выжил и тоже отступил, а дальше его куда-то надо было деть из Нарготронда до появления там Берена, чтобы избежать неканона — уж Амандиль бы пошёл с Береном, 100%!) короткими перебежками свалят в Хитлум. Ивретиль — потому что там его дом, у Амротэль в Хитлуме какие-то родственники (а Графине нафик не упала ещё одна дева в Нарготронде, бгг, после Сулмерен-то!), семья Амандиля теперь в Дор-ломине, а у Анардиля всё равно уже никого нет, кроме этих троих. Мне кажется, карты он потом ещё долго не рисовал.